Stop narcotix!

Одним из первых писателей антинаркотического направления по праву может считаться немецкий романтик Эрнст Теодор Амадей Гофман, посвятивший описанию пагубной страсти одно из самых известных своих произведений.

Начинается всё довольно безобидно: студент расслабляется на травке посредством курительной смеси:

"Он отыскал приятное местечко на траве под бузиною, выросшей из разрушенной стены, и, сев там, набил себе трубку пользительным табаком, подаренным ему его другом, конректором Паульманом..."

Смесь неожиданно оказывается забористой:

"Вдруг раздался какой-то шепот и лепет, и цветы как будто зазвенели, точно хрустальные колокольчики. Ансельм слушал и слушал. И вот — он сам не знал, как этот шелест, и шепот, и звон превратились в тихие, едва слышные слова:

«Здесь и там, меж ветвей, по цветам, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся. Сестрица, сестрица! Качайся в сиянии! Скорее, скорее, и вверх и вниз, — солнце вечернее стреляет лучами, шуршит ветерок, шевелит листами, спадает роса, цветочки поют, шевелим язычками, поем мы с цветами, с ветвями, звездочки скоро заблещут, пора нам спускаться сюда и туда, мы вьемся, сплетаемся, кружимся, качаемся; сестрицы, скорей!»

И дальше текла дурманящая речь..."

Слуховые галюны сменяются зрительными:

"Все замолкло, и Ансельм видел, как три змейки, сверкая и отсвечивая, проскользнули по траве к потоку; шурша и шелестя, бросились они в Эльбу, и над волнами, где они исчезли, с треском поднялся зеленый огонек, сделал дугу по направлению к городу и разлетелся."

Дальше описывается движение по наклонной. Студент попадает в анальное рабство к местному наркобарыге, а также подсаживает на вещества свою визави Веронику. Окружающие пытаются вмешаться и исправить ситуацию, но тщетно. Избавить от зависимости в конце концов удаётся лишь Веронику, а наш несчастный студент продолжает своё падение. Время от времени он пытается образумиться и "сойти по-синему":

"Тут студент Ансельм и регистратор Геербранд схватили пуншевую миску, стаканы и с радостными восклицаниями стали бросать их к потолку, так что осколки со звоном падали кругом. «Vivat Саламандр! Pereat, pereat старуха! Бей металлическое зеркало! Рви глаза у кота! Птичка, птичка, со двора! Эван, эвоэ, Саламандр!» Так кричали и ревели все трое, точно бесноватые..."

Это не помогает. Как не помогает и попытка переломаться насухую под наблюдением ("под стеклом"). Абстиненция описана со знанием дела, хотя и в несколько смягчённых тонах:

"Ослепительный блеск плотно облекает тебя; все предметы кругом кажутся тебе освещенными и окруженными лучистыми радужными красками; все дрожит, колеблется и грохочет в сиянии, — ты неподвижно плаваешь как бы в замерзшем эфире, который сдавливает тебя, так что напрасно дух повелевает мертвому телу. Все более и более сдавливает непомерная тяжесть твою грудь, все более и более поглощает твое дыхание последние остатки воздуха в тесном пространстве; твои жилы раздуваются, и каждый нерв, прорезанный страшною болью, дрожит в смертельной агонии..."

Итог печален. Студент доходит до самого края и, хоть и не умирает, попадает в дурку ("в Атлантиду", на жаргоне местных торчков; вероятно, по аналогии с поприщинской "Испанией"). А причина всему - невинное увлечение курительными смесями.

Таково мнение немецкого писателя-романтика о проблеме наркомании. Насколько же он прав? Отметим, что изложенное - не истина в последней инстанции, но всего лишь частная точка зрения. И не будем забывать, что перед нами всё-таки художественное произведение, то есть вымысел, где реализм закономерно приносится в жертву драме. Едва ли медицинская наука во всём согласится с писателем.

А трава - вообще не наркотик.